— А правда ли, что Пороги Смерти так устроены, что через них не может пробраться ничто живое?
— Да, хотя речь идёт не о самом архитектурном устройстве ворот, а о наложенных на них некромантских чарах. Эти чары накладывали очень сильные некроманты — таких сейчас, может быть, и нет. Всех их при помощи одной из своих подлейших хитростей погубил Живой Император, чтоб ему до конца жизни заикаться!
— А как он схитрил?
— Укрылся под вымышленным именем, гад, а от него такого подвоха не ожидали.
— А мой отец — тоже сильный некромант, — хвасталась Лулу, — ну, может, не настолько сильный, как те, кто воздвигал Пороги…
Чичеро не возражал, хотя прекрасно понимал, что в число блестящих способностей Умбриэля Цилиндрона магические уж точно не включены; что до некромантии, то она представляет собой область, в которой с посредственными знаниями Управителя Цанцкого воеводства в некрософии и некроистории делать уж наверняка нечего.
— Говорят, какая-то часть его способностей должна быть унаследована и мной, — говорила Лулу, — хочется надеяться, что это так, хотя до перехода в посмертие о таком не узнаешь.
— У каждого человека есть определённые задатки к некромантии, — дипломатично отвечал Чичеро, — а уж разовьются ли они в настоящие способности и таланты, зависит от его выбора, усидчивости и, конечно, дара Владыки Смерти.
— Хорошо, пока я жива, буду думать о другом! — лукаво восклицала Марципарина Бианка и, забравшись под строгий плащ Чичеро, вынимала оттуда Зунга, уже готового к любовным подвигам. Повинуясь этому сигналу, Лимн, подобно котёнку, тоже прыгал к ней на колени, начиная забавляться сосками её груди, а неистовый Дулдокравн, выждав положенное время, набрасывался на неё сзади с криком:
— Ну, держись, некромантская дочка!
И начинались весёлые игры живых, в которых вдумчивому Чичеро, честно говоря, не доставало смысла и сверхзадачи, но которые, надо признать, вызывали в нём какие-то давным-давно позабытые за годы посмертия внутренние движения.
От вторжения этих позабытых материалов Чичеро словно зависал на ниточке над разверзающейся пропастью, — и разверзающейся именно там, где миг назад под ногами тянулась Большая тропа мёртвых, выложенная непоколебимым серым камнем.
Странные переживания посещали посланника в ответ на откровенные признания невесты. Ощущение ухода из-под ног твёрдой опоры являлось столь часто, что Чичеро напоминал себе летающее существо наподобие дракона. Одно из признаний Бяши — самое оглушительное — прояснило её недавние полунамёки о магическом даре отца.
Оказалось, Лулу Марципарина Бианка вовсе не приходилась дочерью Умбриэлю Цилиндрону. Подлинный её отец — некромейстер Гны. Просто некромантам высоких ступеней посвящения не полагается иметь детей, а от градоначальников и воевод этого как раз ждут (надеясь, что мёртвая власть не совсем импотентна).
— Посуди сам, как я могу быть его дочерью, если мне сейчас тридцать два года? Да тридцать два года назад Цилиндрон был уже лет сорок, как мертвецом! — говорила Бяша, а Чичеро в растерянности закрывал глаза. Он пытался понять, что этот факт меняет в понимании образа действий самого Цилиндрона, да и общей картины происходящего в Цанце.
Понятнее становилось, пожалуй, вот что. Для Цилиндрона статус его дочери и правда важнее самой дочери. Поэтому в её честь назначаются праздничные симпозиумы, на которых её присутствие — словно бы излишнее. Поэтому «отец» вместо воспитания Лулу воспитывает своих подчинённых так, чтобы они на неё не претендовали. Поэтому же он откупается от бурных желаний «дочери» подарками (замок для утех!) и, когда подарки не спасают, готов её пристроить замуж куда-нибудь, за кого попало, лишь бы дома не мешала. И не случайно именно некромейстер Гны (реальный отец Лулу) самолично вёл церемонию обручения.
Всё это теперь стало понятнее, но отчего же оно не трогает мёртвого сердца Чичеро?
А вот отчего. Вынужденная Цилиндроном женитьба Чичеро на его «дочери» в Цанце (которой теперь, кажется, не избежать), насильственное «гостевание» посланника в Глюме, нынешнее половое рабство в Оксе (стыдное для карликов, хотя и приятное им) — всё это звенья одной цепи, сковывающей Чичеро.
А первым звеном, похоже, выступило принятие на себя той миссии, которую своим разведчикам предложил Врод Занз-Ундикравн…
Но нет, и это звено — не самое первое. Сначала был переход в посмертие — и связанное с ним разделение. Смерть надо было поместить на конце иглы, иглу надо было спрятать в «призрачную шкатулку», а последнюю с этих пор — постоянно беречь, чтобы никто тебе не навязал не избранной тобой судьбы.
О Лулу Марципарина Бианка, дочь некроманта, верни мне мою тень!
Но нет, не вернёт твою тень Лулу Марципарина Бианка! Она влюблена, она щедра, она бы отдала тебе твою тень, если бы имела. Но тень осталась в замке Глюм (или ты забыл?). Её ты там оставил сам, тебе её и забирать. Верни же свою тень сам, дохлый мертвец!
Две недели улетели, будто сон поутру. Не за горами уже был срок, отведённый для возвращения Чичеро в замок Плюста. Посланник теперь с каждым днём всё яснее понимал, что вернуться не просто придётся, а ему нужно вернуться.
Но вернуться — по-умному. Для этого ему понадобится киоромерхенная суэнита. Ведь не будет у него шанса обыскать весь замок Глюм, чтобы найти похищенную. С этой суэнитой ему понадобится спуститься в глухой колодец двора, в котором тени, ведомые рукой Плюста, дают свои представления.